Неточные совпадения
«Я имею право
гордиться обширностью моего опыта», — думал он дальше, глядя на равнину, где непрерывно, неутомимо шевелились сотни серых фигур и над ними колебалось облако разноголосого, пестрого шума.
Можно смотреть на эту бессмысленную возню, слушать ее звучание и — не видеть, не слышать ничего сквозь трепетную сетку своих мыслей, воспоминаний.
Она показывала себя совершенно довольной тем, что стала женщиной, она, видимо, даже
гордилась новой ролью, — это
можно было заключить по тому, как покровительственно и снисходительно начала она относиться к Любаше и Татьяне.
Бабушка сострадательна к ней: от одного этого
можно умереть! А бывало, она уважала ее,
гордилась ею, признавала за ней права на свободу мыслей и действий, давала ей волю, верила ей! И все это пропало! Она обманула ее доверие и не устояла в своей гордости!
До паров еще, пожалуй,
можно бы не то что
гордиться, а забавляться сознанием, что вот-де дошли же до того, что плаваем по морю с попутным ветром.
— Милый князь, — продолжал князь Щ., — да вспомните, о чем мы с вами говорили один раз, месяца три тому назад; мы именно говорили о том, что в наших молодых новооткрытых судах
можно указать уже на столько замечательных и талантливых защитников! А сколько в высшей степени замечательных решений присяжных? Как вы сами радовались, и как я на вашу радость тогда радовался… мы говорили, что
гордиться можем… А эта неловкая защита, этот странный аргумент, конечно, случайность, единица между тысячами.
— Ах, ах, ах, — говорит, — как это так… как это даже
можно так тонко сделать! — И к Платову по-русски оборачивается и говорит: — Вот если бы у меня был хотя один такой мастер в России, так я бы этим весьма счастливый был и
гордился, а того мастера сейчас же благородным бы сделал.
Павел любил Фатееву,
гордился некоторым образом победою над нею, понимал, что он теперь единственный защитник ее, — и потому
можно судить, как оскорбило его это письмо; едва сдерживая себя от бешенства, он написал на том же самом письме короткий ответ отцу: «Я вашего письма, по грубости и неприличию его тона, не дочитал и возвращаю его вам обратно, предваряя вас, что читать ваших писем я более не стану и буду возвращать их к вам нераспечатанными. Сын ваш Вихров».
— Боже! — воскликнул этот дурной человек, прочитав надпись, и щеки его радостно вспыхнули. — Это Артуро и Энрико, мои товарищи! О, я от души поздравляю вас, отец Этторе, вас и себя! Вот у меня и еще двое знаменитых земляков —
можно ли не
гордиться этим?
Прежде Дворяне наши
гордились какою-то,
можно сказать, дикою независимостию в своих поместиях — теперь, избирая важные судебные власти и чрез то участвуя в правлении, они
гордятся своими великими государственными правами, и благородные сердца их более, нежели когда-нибудь, любят свое отечество.
Он обращал ее внимание на разные тонкости и подчеркивал счастливые выражения и глубокие мысли, но она видела только жизнь, жизнь, жизнь и самое себя, как будто была действующим лицом романа; у нее поднимало дух, и она сама, тоже хохоча и всплескивая руками, думала о том, что так жить нельзя, что нет надобности жить дурно, если
можно жить прекрасно; она вспоминала свои слова и мысли за обедом и
гордилась ими, и когда в воображении вдруг вырастал Пименов, то ей было весело и хотелось, чтобы он полюбил ее.
— Гордиться-то
можно, да только не вам, — с едкостью заметил Фрумкин.
Гордиться еще
можно было бы своей святостью, но не своим гением.
— Зачем приписываться? — возразил хозяин. Вам довольно огадили наши порядки. И за родителя приемного вы достаточно обижены… Но у вас звание почетного гражданина…
Можно домик выстроить, хоть поблизости пароходных пристаней, там продаются участки, или в долгосрочную аренду на тридцать лет. А между прочим, вы бы нам всякое указание. Нам супротив вас где же? Учились вы в гимназии. И в гору пошли по причине своей умственности. Наше село должно
гордиться вами.
— Я внушаю людям, что для их блага им нужно как
можно скорее переезжать с места на место. И люди, вместо того, чтобы улучшать свою жизнь каждому на своих местах, проводят большую часть ее в переездах с места на место и очень
гордятся тем, что они в час могут проохать пятьдесят верст и больше.
Теперь я уж ничего не понимаю в этом страхе своем и только стыжусь. Есть и еще один факт, кроме Лидочкиного цветочка, который очень больно колет мою совесть. Трус я или нет, об этом ввиду вышеизложенного
можно теперь говорить только с догадкою, но в честности своей я всегда был уверен. Здесь, в дневнике, наедине с Богом и моею совестью, могу сказать даже больше: я не только честный, а замечательно честный человек, чем по справедливости
горжусь. Впрочем, таким меня и люди знают.